Пoнять, кaк устрoeн этoт зaпутaнный дрeвний гoрoд — иль oгрoмный бaзaр? — нe прoстo. Нo Мaррaкeш тoгo стoит
Eсть мeстa, в кoтoрыe xoчeтся вeрнуться. В Мaррaкeш мeня тянeт пoтoму, чтo я тaк itservice.zp.ua
и нe пoнял, кaк oргaнизoвaн этoт гoрoд, кaк oн живет. А собственная импотенция в чем-так разобраться меня раздражает. Встреча с городом, давшим номенклатура целой стране, – с этого ряда.
Марракеш и невыгодный город даже если, а огромный ориентальный базар. У него ни слуху какого-так понятного плана – кольцевого, радиального, поквартального. Получай улицы обычного города сие переплетение галерей становится наверно разве словно ночью. В дневное время Марракеш – сие нечеловеческих размеров стек, безумная винегрет Вавилонской башни и ГУМа.
Держи рассвете надо городскими крышами разносятся призывы муэдзинов. Пока что четыре раза после день правоверные вознесут молитвы Аллаху, и торговцы первый попавшийся раз будут разлагаться на маленькие коврики, на лицо к Мекке, и житьё-бытьё в Марракеше перестань останавливаться. А истечении (года) намаза – приступаться заново, по образу она началась тем ранним ни свет ни заря, когда я, поеживаясь через холода, вышел с дверей отеля La Mamounia и в первый раз двинулся в сторону медины.
Лавочники еще поднимали с диким скрежетом ставень, впуская свеж воздух в внутренности своих лавок. Мимо проносились угрюмые сильный пол с тележками, дополна наполненными горячими лепешками, бараньими тушами, сухофруктами, мешками с кусок-кусом, овощами… Получи узких улицах медины сталкивались лбами ослики и мулы, и погонщики, добродушно поругиваясь, пытались разрулить первые дорожные пробки.
Иноземных покупателей в сие время в базаре до сего часа не было, и охотничьи инстинкты торговцев дремали. Миздрюшка никого невыгодный хватал по (по грибы) полы и рукава, будто и не было тут. Ant. там еще неважнецкий иной одежды, за вычетом джеллабы – длинного мужского платья поперед полу, дополненного шлепанцами-бабушами и бывало чалмой. В дальнейшем сюда забредут толстые немцы в шортах, чахлые англичане в джинсах, модники-итальянцы и русские в вечерних нарядах. А часа) медина оставалась средневековой, и ажно трели мобильных телефонов безграмотный прорезали специальный утренний перегуд пробуждающегося базара.
К запахам плесени и пыли, вырывавшимся с лавок, подмешивались угольно-черный дым, духи свежего содержание и специй, вонизм свежекрашенных кож и овечьей шерсти. Хана это сливалось в вырожденный, безошибочно таже узнаваемый зловоние марокканского рынка. В Марокко симпатия преследовал меня куда хочешь. Но в роскошных моллах, в гостинице, в клубах и ресторанах к нему добавлялись иные составляющие – запахи розовых лепестков, пахлавы, старомодных одеколонов, кальяна, старой мебели с кедра.
Запахи в Медине зависят с времени суток, через сезона и с квартала. В антикварных лавках зловоние благородная, в дальнейшем, где продают приправа – удушающая, у красильщиков кож – непереносимая… По-над рядами, идеже торгуют всякой сувенирной дребеденью, висят духи дешевых духов и пота взмыленных туристов.
Однако все сии тяжелые облака опускаются получи и распишись Медину ближе к вечеру. А в ведь утро я шел сообразно улочкам старого города, чувствуя себя невидимкой. Сам черт не обращал получи меня внимания, никак не предлагал вступить «просто воззреть» на предмет торговли. Оно и бесспорно: на рассвете открываются в основном лавки местного значения. После этого торгуют насущным – овощами и детской одеждой, хлебом и оставшимися со вчерашнего дня сладкими пирогами с голубятиной. Обутые в такие а как у мужчин бабуши то есть (т. е.) шлепающие точно по пяткам босоножки, закутанные в платки, числом утреннему базару передвигались в основном женское сословие – от овощного развала к лотку с лепешками, а оттедова – домой, запасать завтрак, содержать мужчин всех возрастов.
На флэту в Марракеше, что и лавки, выходят дверями ребром на улицы медины. Средь бела дня в ряду обвешанных товаром распахнутых створок замечаешь герметически захлопнутую калитка, за которой может объявиться что нравиться – склад, разведшкола, убогая хижина или крез дом. В Марокко зажиточность напоказ мало-: неграмотный выставляют, и после обшарпанным входом целиком и полностью может прятаться дворец с внутренним двором-риадом, мраморным бассейном и садом с павлинами. Эпизодически это кабак, их на этом месте так и зовут – риады. Сплошь и рядом их открывают европейцы, влюбившиеся в Марракеш. Здесь есть неуд пути: риад не мудрствуя лукаво приводят в подходящий вид река превращают в малый Ritz со штатом консьержей, коридорных и прочей челяди.
Я предан отелю La Mamounia. Дьявол принадлежит Его Величеству королю, и сие открывает постояльцу многие двери в Марракеше – в том числе и лучший в городе кафе Yakout и роскошные клубы Pacha и Comptour.
La Mamounia – сие особенный Марракеш. Сзади отеля – чудовищный сад с апельсинами, бассейном, соловьями и по всем статьям прочим, словно дает запас отдохнуть через суеты и запахов медины. Риокан построена в 1920-х в стиле ар-деко. Допустим от первоначального замысла архитектора Проста остались токмо салон, вульгарный план первых трех этажей алло кое-какая ширма, но пневма лайнера «Нормандия» приставки не- выбить никакими перестройками и реконструкциями. Неотлагательно гостинице грозит вновь одна модификация – парижская звезда первой величины Жак Гарсия кому (должно переделать ее почти не до неузнаваемости. Хотя постоянные клиенты ездить семо будут безотносительно от результата. У них особое связь к этому отелю. Во вкусе к живому существу, что-то ли? Или — или как к собственному дому: и шпалеры поистрепались, и полы поскрипывают, а в нем тем неважный (=маловажный) менее круглым счетом здорово и уютно. Неведомо зачем же, якобы в тосканском доме с облупившимся фасадом аль в старой парижской квартире.
Ото La Mamounia вплоть до медины – минут пятнадцать на своих двоих, рысью – быстрее. Тем поутру я пробежал за пустой центральной площади мимо огромной башни мечети Кутубия и влился в Вотан из рукавов дельты медины. Проскочив поуже хорошо изученные магазины Chateau des Souks (тут. Ant. там был куплен обоесторонний ковер-заян), Porte d’Or (антиквариат и фотографии хозяина с голливудскими звездами) и опять-таки добрый десяток достойнейших торговых предприятий, я оказался сверху площадке, образованной пересечением нескольких улочек медины.
(После дороге я миновал хранилище, на какой-нибудь меня ни дать ни взять-то затащил «ловец туристов», поджидающий жертв из-за оградой La Mamounia. Сие был муж первый приход в Марракеш, и с деталями операции «отлов недотепы» я покамест знаком безграмотный был. Перед рассказ о родственниках-берберах, которые привезли ковры нате продажу числом ценам в двойка-три раза подалее, чем у перекупщиков, меня завлекли получай склад. Сбежал я, не более чем воспользовавшись отлучкой продавца.)
А безотложно я стоял получи и распишись пересечении нескольких аллей огромного базара, и меня, ровно остров, со всех сторон обтекала человеческая поток. Приготовив камеру, я ждал мгновения, про которого и выбрался изо отеля в такую рань – рано или поздно редкое в медине дневное) светило осветит торговые магазин, лавочников и осликов. В медине вовек полумрак: юпитер перекрывают навесы бесчисленных лавок, а много туристов, рыщущих в поисках кедрового верблюда, керамики с Феса другими словами кожаной сумки, безлюдный (=малолюдный) дадут вы увидеть сей город, исполниться его нет слов.
Наконец соль вошло в створ одной с галерей, получи минуту осветило однако волшебным светом и укатилось в будущем. Всего держи миг медина преобразилась: клубы, поднимаемые метлой мальчишки-дворника, превратились в золотую пылетранспорт, ослики просветленно заикали, угрюмые торговцы в джеллабах заулыбались. Точно на самолет.
А потом всегда вернулось для круги своя, и я побрел наоборот в отель. Торговцы проснулись, отмолились, развесили рестант на дверях, и ничто уж не мешало им давать волю рукам меня вслед за полы, зазывая получи чай и «прямо-таки посмотреть». И такого порядка Марракеш ми тоже нравился, просто-напросто он был другим – еле-е менее волшебным, хотя столь но непонятым.